Д вухтомник «История России. XX век» под редакцией А.Б. Зубова, вышедший в 2009 году, вызвал многочисленные отклики и в отечественной (А. Шишков в «Родине», С. Доронин в «Эксперте»), и в зарубежной прессе. Один из самых восторженных отзывов напечатан в «Российской газете» и принадлежит С. Караганову: «Два этих тома нужно читать всем, кто хочет быть сознательным русским, кто хочет покончить с русской катастрофой XX века. Каждому нужно понять главную мысль книги». Почти столь же комплиментарна статья в «Нью-Йорк таймс»: «Эти книги представляют собой попытку встать над идеологическими столкновениями вокруг исторической памяти в России». Невольно возникают сомнения в том, читал ли вообще автор рецензируемую книгу и в курсе ли он «идеологических столкновений» в современной России. Стремление встать над схваткой точно не относится к числу достоинств этого двухтомника.

Книга отнесена авторами к научно-популярным текстам, что предполагает просветительский характер работы. Но соответствует ли ее содержание заявленному жанру? С первых же страниц бросается в глаза, что книга под редакцией Зубова написана с клерикально-консервативных позиций. История здесь - это история священная, предназначенная для извлечения определенного нравственного урока (показательно, что эту книгу начинали писать как школьный учебник). Этим объясняется наличие пространного (54 из 1870 страниц) обзора истории России до XX века и большое количество в нем аллюзий на события XX века, поясняющих их нравственный смысл. Цель книги, как можно заключить из предисловия, агитационная: «рассказать правду о жизни и путях народов России в XX веке» . Под «правдой» ответственный редактор имеет в виду следующее:

«Мы исходили из убеждения, что история, как и любое творение человека, требует не только фиксации фактов, но и их нравственного осмысления. Добро и зло не должны быть безоценочно перемешаны в историческом повествовании» (c. 5).

Чтобы читатель ненароком не запутался в добре и зле, вводятся оригинальная терминология и правила орфографии. О неологизмах вроде «Советско-нацистской войны» говорить не будем - об этом написано уже достаточно. «Православие, Самодержавие, народность» - это у авторов «формула русской образованности» (sic!). Слово «родина» здесь пишется с маленькой буквы, зато «Церковь», «Царь», «Император» и даже «Охрана» (т.е. охранка) - с большой. Вместо «большевистский» пишется «большевицкий» - здесь авторы следуют старой белоэмигрантской традиции. Названия некоторых глав книги, относящихся к периоду революции и Гражданской войны, например «Враги справа и враги слева» (с. 437), «Цели большевиков. Мировая революция и восстание на Бога» (c. 476), по стилистике до боли напоминают многообещающие заглавия трудов кадета Биглера.

Любопытная деталь - почти полное отсутствие ссылок на источники информации. В конце многих глав есть списки литературы, но понять, откуда в текст попали те или иные сведения, невозможно. Ссылки приводятся только к выделенным в тексте цитатам, иногда озаглавленным как «мнение историка/мыслителя/современника».

В своей рецензии мы сосредоточимся на том, как авторы двухтомника освещают период от X века до конца Гражданской войны. Эти главы, с нашей точки зрения, позволяют раскрыть авторский замысел во всей полноте и содержат важные идеи и концепции, не привлекшие пока внимание других рецензентов.

Православие

История крещения Руси в книге напоминает жития святых Владимира, Ольги и прочих бывших язычников. Во всех этих житиях прослеживается один и тот же мотив: герои были отрицательными персонажами до крещения и стали положительными после. Так и авторы нашего двухтомника подчеркивают негативные черты языческой Руси и обеляют Русь христианскую. О дохристианской эпохе пишутся вещи достаточно нелицеприятные, например, что основной статьей экспорта славян были рабы, причем не пленные, а свои же соплеменники (c. 9).

Но работорговля внезапно останавливается, как только Владимир Святой принимает христианство. «Он прекратил заниматься работорговлей, но, напротив, стал тратить немалые деньги на выкуп взятых в полон своих подданных» (c. 17). Поскольку работорговля впоследствии не упоминается, читатель должен сделать вывод о том, что принятие христианства покончило с ней.

Увы, на самом деле у нас нет никаких данных, позволяющих сделать вывод о том, что работорговля после крещения хотя бы несколько сократилась. Скорее наоборот - источники указывают на заметный рост как внутренней, так и внешней работорговли в христианский период.

Проблема экспорта рабов заслуживает отдельного рассмотрения. Процитируем Ключевского:

«Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении Уже в Х-XI вв. челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки. Русский купец того времени всюду неизменно являлся с главным своим товаром, с челядью. Восточные писатели Х в. в живой картине рисуют нам русского купца, торгующего челядью на Волге; выгрузившись, он расставлял на волжских базарах, в городах Болгаре или Итиле, свои скамьи, лавки, на которых рассаживал живой товар - рабынь. С тем же товаром являлся он и в Константинополь. Когда греку, обывателю Царьграда, нужно было купить раба, он ехал на рынок, где “русские купцы приходяще челядь продают” - так читаем в одном посмертном чуде Николая-чудотворца, относящемся к половине XI в. Рабовладение было одним из главнейших предметов, на который обращено внимание древнейшего русского законодательства, сколько можно судить о том по Русской Правде: статьи о рабовладении составляют один из самых крупных и обработанных отделов в её составе».

Продажа соплеменников в рабство практиковалась на протяжении сотен лет после крещения. В «Слове блаженного Серапиона о маловерии» (первая половина 1270-х гг.) среди грехов, обычных на Руси, упоминаются и такие: «братью свою ограбляемъ, убиваемъ, въ погань продаемъ». Еще в XIV веке немецкие купцы приезжали в Витебск «девки купити».

Сомнительно, чтобы постепенное сокращение экспорта рабов из русских земель было вызвано христианизацией. Более вероятной причиной было перемещение (в результате колонизации современной Центральной России) демографического, политического и экономического центра страны на север. В результате Русь оказалась отрезанной от азиатских рынков, на которые поступала большая часть рабов. Спрос же на рабов в Европе был относительно невелик, поэтому в Северо-Восточной Руси никогда не возникло работорговой экономики, сопоставимой по масштабам с киевской.

«Принявшие крещение данники стали такими же гражданами, как их господа - варяги, существенно смягчилось и отношение к рабам-холопам. Хозяева-христиане стали уважать в них человеческую личность» (c. 18).

Откуда эти сведения? Кто и когда «уважал человеческую личность» в холопах? Изучение юридических документов русского средневековья открывает перед нами гораздо менее радужную картину.

В Русской Правде, составленной уже после принятия христианства, не предусмотрено никаких прав для холопа и, соответственно, наказаний за его убийство или любое насилие над ним. Разумеется, за убийство холопа выплачивается вира, но этот штраф призван охранять имущественные права хозяина, а не личность холопа. Штраф накладывается за порчу любого имущества.

Среди холопов встречаются и привилегированные администраторы (тиуны, огнищане), причем за убийство княжеского тиуна платится вдвое большая вира, чем за убийство свободного человека, т. к. убийца тиуна покушается на княжеский авторитет. Но и в этом случае наказание за насилие над холопом устанавливается только тогда, когда его осуществляет не владелец раба.

Мы не найдем признаков уважения собственно к личности холопа даже через несколько веков после принятия христианства. В Двинской грамоте 1397 года, выданной после присоединения края к Москве, ясно сказано: «А кто осподарь огрешится, ударит своего холопа или рабу и случится смерть, в том наместници не судят, ни вины не емлют». Так в чем же проявлялось это «уважение»?

Обращает на себя внимание следующий фрагмент.

«С 1470 г., необычайно легко, сначала в Новгороде, а вскоре на Москве, распространяется ересь жидовствующих. Строго говоря, учение это и ересью назвать затруднительно. Здесь не столько инакомыслие в системе христианской веры, сколько полное ее отвержение: неприятие Нового Завета, непризнание Иисуса Мессией, убеждение, что единственно авторитетен Ветхий Завет. Иудаизм, смешанный с астрологией и обрывками пришедших с Запада натурфилософских учений... Митрополиты Московские Геронтий и Зосима не проявляли ревности в борьбе с духовной заразой. Лишь стараниями новгородского епископа Геннадия и Иосифа Волоцкого при Василии III ересь жидовствующих была искоренена» (c. 37).

Оригинальная тут употребляется терминология - «духовная зараза»... Создается впечатление, что мы читаем не академическое издание, а религиозный трактат. Автор демонстрирует сверхъестественную осведомленность, излагая суть ереси жидовствующих. Хотя ученые хорошо знают, что науке об этой ереси, по большому счету, ничего не известно (при этом в авторском коллективе два протоиерея и кандидат богословия).

Никаких текстов, написанных жидовствующими, не сохранилось. Все сведения о них мы черпаем из полемических работ их врагов, прежде всего из «Просветителя» Иосифа Волоцкого. Дабы продемонстрировать степень объективности «Просветителя», приведем цитату из него - фразу, якобы произносимую «жидовствующими»: «Надругаемся над этими иконами, как жиды надругались над Христом».

Само название «жидовствущие» - это ярлык, ругательная кличка, навешенная на них Иосифом Волоцким. И на базе столь убедительных свидетельств тех, кто преследовал и сжигал «жидовствующих», делаются какие-то выводы: иудаизм, натурфилософия... В сущности, единственное разногласие между учением жидовствующих и официальной Церковью, которое точно установлено, - это споры по поводу календаря: чтобы проиллюстрировать характер этой дискуссии, приведем заглавие Слова восьмого из «Просветителя»:

«…против ереси новгородских еретиков, говорящих, что семь тысяч лет от сотворения мира прошло и пасхалия закончилась, а второго Христова пришествия нет, - следовательно, писания святых отцов ложны. Здесь же приводятся из Священного Писания свидетельства о том, что творения святых отцов истинны, ибо они согласуются с писаниями пророков и апостолов».

Концепция книги содержит и «новаторские» для современной консервативной литературы идеи. Вот как авторы относятся к конфликту национального и религиозного начал.

«Бесчинства большевиков и гибель исторической России вызвали у казаков желание обособиться и устроить самостоятельную, независимую жизнь. Образованные ученые казаки тут же предложили теорию, что казаки - это не русские и не украинцы, а особый православный народ <...> Защищать попираемую большевиками Россию большинство казаков не желало, на вчерашних рабов - кацапов смотрели они с пренебрежением, если не с презрением. В самих казачьих землях тоже жило немало пришлых, неказачьих людей - их называли иногородними и третировали как чужаков, ни в земле, ни в гражданских правах они с казаками не были равны» (c.742).

Немногие пытались бы вызвать сочувствие к казакам откровениями о том, что те, как привилегированное сословие, презирали и дискриминировали большую часть населения страны. Здесь сказываются консервативные взгляды авторского коллектива: народность - это прекрасно, но Самодержавие и Православие еще важнее.

Национализм

Тем не менее начиная с 400 страницы в книге появляются шовинистические мотивы. Авторы возмущаются высокой концентрацией нерусских во ВЦИКе.

«Обращает на себя внимание первый состав Центрального Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов. В нем только одно русское лицо - Никольский. Остальные - Чхеидзе, Дан (Гуревич), Либер (Гольдман), Гоц, Гендельман, Каменев (Розенфельд), Саакян, Крушинский (поляк). Революционный народ обладал столь малым чувством русского национального самосознания, что без смущения отдал себя в руки инородцев, не усомнился в том, что случайные поляки, евреи, грузины, армяне смогут наилучшим образом выражать его интересы» (c. 400).

Заметим, что большое количество инородцев в революционном движении и, в частности, среди большевиков объясняется не столько законом больших чисел, сколько дискриминацией по национальному признаку в Российской империи.

«В противоположность общепринятому в начале XX века мнению, что только национальная идея может успешно объединить государство, русские коммунисты в 1920-е гг. уделяли основное внимание не главенству русской народности, но развитию всей полноты этнического многообразия при одновременной борьбе с естественно главенствующим положением русских в подвластной им стране » (c. 780).

Неоднократно указывается на то, что Октябрьская революция и красный террор проводились «нацменами». Свидетельства, приводимые в пользу этого тезиса, не всегда представляются нам надежными.

«В руководящих органах ЧК доминировали нерусские - поляки, армяне, евреи, латыши. “Мягок, чересчур мягок этот русский , - говаривал Ленин, - он не способен проводить суровые меры революционного террора ”. Как и в Опричнину Ивана Грозного, терроризировать русский народ было проще руками инородцев» (c. 553).

Многократно высказывается негодование по поводу проявлений нелояльности нерусских народов империи и их попыток выйти из состава России (c. 448, 517, 669). Нелояльность к правительству большевиков при этом приветствуется. А так как в основе методологии книги лежит известный принцип выдать все желаемое за действительное, то в созданной фантастической реальности возникают очевидные противоречия, которые, впрочем, авторов нисколько не смущают. На с. 502 читаем: «При Временном правительстве… ни один народ, кроме поляков, не объявлял о стремлении к независимости от России. После переворота стремление к независимости стало способом спасения от власти большевиков». А уже через одну страницу: «4 ноября (н.ст.) 1917 г. правительство провозгласило полную независимость Великого княжества Финляндского от России» (c. 504). Т.е. Финляндия получила свободу за три дня до большевистского переворота!

Позициям нацменьшинств, в частности евреев, в годы Гражданской войны уделено много внимания. Авторы приводят немало трогательных историй о том, как нерусские оставались верны России и белому движению (c. 319, 577, 599), о том, как евреи, уволенные из белых войск ради их же безопасности (товарищи могли их убить), жаждали служить белым, несмотря на антисемитизм и погромы (c. 647-649).

Мы не будем останавливаться подробно на этой проблеме, т. к. в этом случае наша работа выйдет за рамки жанра. Можем лишь вслед за Зубовым отослать читателя к книге «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)» О.В. Будницкого - там приводится совсем другая точка зрения. Несмотря на политику большевиков, «разрушавших самые основы их {евреев} экономического существования, объявивших торговлю и предпринимательство преступлениями и намеревавшихся, наряду с прочим, ликвидировать и их “религиозные предрассудки”», «… выбор между красными и белыми постепенно превратился для евреев в выбор между жизнью и смертью. Не удивительно, что они предпочли первое» .

Смута как символ революции и Гражданской войны

В книге проводятся параллели между Смутой и Гражданской войной и, соответственно, между вторым ополчением и белой армией. Оценки им даются сугубо положительные, поскольку они блюдут «национальные» интересы:

«Белое движение очень напоминает движение русских людей за освобождение своего отечества в годы смуты начала XVII в. Оба движения были совершенно добровольными, патриотическими и жертвенными. Пожалуй, в русской истории нет других примеров столь явного проявления свободного коллективного гражданского подвига в обстоятельствах государственного развала, безвластия и мятежа. Но в начале XVII в. народное движение закончилось победой, Земским собором и восстановлением России, а в начале XX в. белые добровольцы потерпели поражение» (с. 726).

Поэтому следующий пассаж, посвященный выходу России из Смуты, чрезвычайно важен для понимания авторской концепции русской истории в целом и истории революции и Гражданской войны в частности.

«Спасение пришло не от Царя - его на Руси больше не было, не от иноземцев - они искали только своего интереса, и даже не от Церкви... Спасение пришло от русских людей всех сословий и состояний, от тех из них, кто осознал, что своекорыстным эгоизмом и шкурной трусостью и самому спастись невозможно, и родину погубить очень просто... В тёмной ночи всеобщей измены, страха и предательства засветился маленький огонёк правды, мужества и верности. И удивительно, но со всей России стали люди собираться на этот свет. Россия преодолела смуту и воссоздала государство только благодаря решимости русских людей покончить с узкими местными и сословными интересами и желанию объединить силы для спасения отечества. 4 ноября (наш новый национальный праздник) - это как раз день, когда россияне 400 лет назад, в 1612 г., перед Богом дали клятву сотрудничества и сдержали её» (c. 49).

Перед нами патриотическая картина всесословной солидарности и общенационального подъема, позволивших покончить со Смутой, одним словом - идиллия... Однако итоги Смуты указывают на то, что большая часть населения преследовала не мифические общенациональные, а исключительно свои «узкие» классовые интересы. Никакого национального единения быть не могло - за отсутствием нации.

Если придерживаться концепции авторов книги, то передел земли после Смуты, в результате которого в Центральной России практически исчезло свободное черносошное крестьянство и распространилось дворянское землевладение, основанное на крепостном труде, выглядит необъяснимым и едва ли не сверхъестественным явлением. Если же рассматривать Смуту как, прежде всего, гражданскую войну, закончившуюся компромиссом между имущими классами, то все становится на свои места.

«<...> В земском приговоре 30 июня 1611 г. в лагере под Москвой {дворянство} заявило себя не представителем всей земли, а настоящею “всею землею”, игнорируя остальные классы общества, но заботливо ограждая свои интересы, и под предлогом стояния за дом пресвятой богородицы и за православную христианскую веру провозгласило себя владыкой родной страны. Крепостное право, осуществившее эту лагерную затею, отчуждая дворянство от остального общества и понижая уровень его земского чувства, однако, внесло в него объединяющий интерес и помогло разнородным слоям его сомкнуться в одну сословную массу».

Большевики - Абсолютное Зло

Негативная оценка большевиков и революции вполне согласуется с мейнстримом последних лет. Но здесь авторы даже не пытаются сохранять объективность. В главах, посвященных революции и Гражданской войне, мы нашли не так много прямой лжи, но это с лихвой компенсируется полуправдой и обрезанными цитатами.

«Именно на такого человека, какого христианская мораль именует “врагом Бога”, грешником, коммунисты рассчитывали как на своего последователя и приверженца <...>

Ложь из принципиально запретной, т. к. отцом лжи по убеждению христиан является человекоубийца сатана, становится у большевиков не только возможной, но и повседневной нормой <...> Принимая и широко используя ложь, большевики отвергали правду как безусловную, абсолютную сущность. Бог отвергался ими и потому, что Он - “Царь правды” » (c. 478-479).

Интересно, на каких данных основано последнее утверждение?

Итак, сущность большевизма - это ложь и неправда. Но этот тезис надо чем-нибудь подкрепить. Например, привести сенсационное признание пролетарского писателя из письма к Кусковой. «Горький признавался, что он “искреннейше и непоколебимо ненавидит правду”» (в книге предусмотрительно опускается продолжение слов Горького: «которая на 99 процентов есть мерзость и ложь»), «что он “против оглушения и ослепления людей скверной, ядовитой пылью будничной правды”» (и вновь пропущен конец фразы: «людям необходима другая правда, которая не понижала бы, а повышала рабочую и творческую энергию»).

Причины Гражданской войны

Здесь утверждается, что введение военного коммунизма и красного террора было не чрезвычайной мерой ради победы большевиков в войне, а проявлением их дьявольского умысла. Что сначала был установлен коммунистический режим, а затем его тяготы и жестокости вызвали Гражданскую войну.

«Система, позже названная Лениным “военным коммунизмом” (чтобы вину за ее неудачи свалить на войну), была скорее причиной, чем следствием Гражданской войны <...> Позже Ленин в оправдание военного коммунизма будет ссылаться на “военный период” в истории советского государства, в рамках которого большевики якобы вынуждены были предпринимать ряд “экстренных мер”, чтобы победить в Гражданской войне. На самом деле все обстояло совсем иначе. Ленину и его сторонникам хотелось поставить все население России под свой полный контроль, превратить страну в концентрационный лагерь, где люди будут работать за пайку горячей пищи два раза в день, не имея даже семейного очага, у которого можно было бы отвести душу в беседе с близкими людьми» (с. 496-497).

Для подтверждения этого тезиса используется искусная «композиция» текста - события расположены не в хронологическом порядке. Взгляните на фрагмент оглавления с нашим хронологическим комментарием (с. 1021):

Глава 2. Война за Россию (октябрь 1917 - октябрь 1922)
22.1. Установление большевицкой диктатуры. Совнарком
22.2. Цели большевиков. Мировая революция и восстание на Бога
22.3. Конфискация всей земельной собственности. Спланированный голод (1918-1921)
22.4. Контроль над войсками. Захват Ставки
22.5. Выборы и разгон Учредительного Собрания (19 января 1918)
22.6. Война против деревни
22.7. Политика военного коммунизма и ее результаты. Милитаризация труда
22.8. Брестский мир и союз большевиков с австро-германцами (3 марта 1918)
22.9. Распад России
22.10. Русское общество в 1918 г. Политика держав
22.11. Убийство царской семьи и членов династии (17 июля 1918)
22.12. ВЧК, Красный террор, заложничество. Избиение ведущего социального слоя России (с 5 сентября 1918)
22.13. Борьба с церковью. Новомученичество
22.14. Создание однопартийного режима (после 7 июля 1918)
22.15. Начало сопротивления большевицкому режиму (например, восстание юнкеров в Москве 7-15 ноября 1917 года, поход Краснова на Петроград 9-12 ноября 1917 года, создание Добровольческой армии в декабре 1917 года, Астраханское восстание 11-17 января 1918 года и Ледовый поход в феврале-мае 1918 года) .

Последовательность событий скорректирована авторами. Сначала они излагаются по порядку. Но последний пункт резко нарушает хронологическую последовательность. Из лета-осени 1918 года мы прыгаем назад в ноябрь 1917 г.

Выстраивается следующая картина. К власти пришли большевики. Конфисковали землю (авторы торопят события - в 1917 году землю раздали крестьянам, а конфискация началась в 1929 году в виде коллективизации). Организовали голод (он не имеет четких временных рамок, но настоящий голод разразился в ходе Гражданской войны - об этом ниже). Разогнали Учредительное cобрание. Организовали продразверстку. Заключили Брестский мир, развалили страну, убили царя, развязали красный террор, создали однопартийный режим. Тут-то опомнились люди, поднялись на борьбу с большевиками!

Перед нами хронология куда более экстравагантная, чем у Фоменко. Тот предлагает принципиально новую, здесь же произвольно меняются местами события в традиционной, дабы скрыть существующие и построить воображаемые причинно-следственные связи. Обратите внимание на следующую цитату, непосредственно предшествующую главе «Начало сопротивления большевицкому режиму» . Из цитаты следует, что сначала большевики создали Красную армию (весна 1918) и тогда тяготы ее содержания и издержки милитаризации вынудили людей подняться на борьбу (ноябрь 1917).

«Гигантская армия требовала от обнищавшего народа львиной доли всего производства муки, зернофуража, мяса, тканей, обуви, усугубляя бедствия людей <...> Названный позже тоталитарным, такой строй был неприемлем для очень многих <...> Все небольшевики, кто умом, а кто сердцем, понимали, что для большевиков человек - не высшая ценность, а только средство для достижения своей цели - беспредельного мирового господства. Но далеко не все решались на борьбу с тоталитарным режимом» (с. 564-565).

Продразвёрстка, голод, земельный вопрос

«Голод, свирепствовавший в России в 1918-1922 гг., был тщательно спланированным голодом, а вовсе не стихийным бедствием. Тот, кто в условиях голода владеет пищей, - владеет безраздельной властью. Тот, кто не имеет пищи, не имеет сил сопротивляться. Он или умирает, или идет служить тому, кто будет давать ему кусок хлеба. В этом и был весь нехитрый расчет большевиков - смирить голодом народ, только что напившийся допьяна революционной вольностью, и, смирив, а также оболванив его направленной и жестко контролируемой пропагандой, утвердить навсегда свою власть над ним» (c. 480-481).

Вместо комментария приведем цитату из книги Н. Верта «Террор и беспорядок. Сталинизм как система»:

«“Нам нужен хлеб, будь то добровольно или принудительно Перед нами стояла дилемма: или пытаться получить хлеб добровольно, путем удвоения цен, или же непосредственно перейти к репрессивным мерам Теперь же я прошу вас, граждане и товарищи, совершенно определенно сказать стране: да - этот переход к принуждению является, безусловно, сейчас необходимым”. Эти сильные слова не принадлежат ни Ленину, ни какому-либо другому руководителю большевиков. Их произнес 16 октября 1917 года, за неделю до большевистского переворота, Сергей Прокопович, министр продовольствия последнего Временного правительства, известный либеральный экономист, один из руководителей массового кооперативного движения в России, горячий сторонник децентрализации и рыночной экономики».

Перед нами открывается поистине чудовищная картина. В безумном заговоре по организации голода были замешаны не только большевики, но и члены Временного правительства!

В связи с продразверсткой необходимо затронуть и земельный вопрос, т. к. в книге оба они рассматриваются вместе. Пассажи, посвященные земельному вопросу, взаимоисключающие по смыслу и противоречивые по умонастроению. Видимо, эти главы написаны разными авторами. В начале книги с пониманием говорится о желании крестьян вернуть себе помещичью землю.

«Крестьяне требовали землю <...> - это было, по их убеждению, восстановление справедливости, попранной крепостным правом, лишившим крестьян собственности в пользу дворян» (c. 205).

«“Прошло 8 месяцев с тех пор, как русская демократия свергла ненавистный самодержавный строй, - говорилось в постановлении одного из сельских сходов, - и нам, крестьянам, стала, в большинстве случаев, надоедать революция, ибо мы не видим ни малейшего улучшения своего положения”. Это, безусловно, результат большевицкой пропаганды, пользовавшейся полной юридической безграмотностью народа и его неспособностью понять простой нравственный закон: как я сегодня насилием отбираю землю у помещика, так вскоре ее насилием же отберут у меня и моих детей. Если бы крестьяне были образованней юридически и по-христиански нравственней, они бы не польстились на грубый лозунг большевиков “землю крестьянам” ».

Трудно назвать желание вернуть себе землю результатом чьей бы то ни было пропаганды, если оно разделялось поголовно всеми крестьянами, независимо от политических взглядов и имущественного состояния, причем задолго до 1917 года. Даже вполне лояльные к власти крестьяне не желали мириться с помещичьим землевладением:

«По словам наказа, который прихожане консервативного и националистически настроенного Красничинского православного прихода Люблинской губернии передали своему депутату во II Думе: “Во всех вопросах можно сделать уступку <...> в вопросе же земли и леса нужно примкнуть к крайним воззрениям, т. е. непременно добиваться наделения землей и лесом”».

Анализ более чем 1200 наказов крестьянским депутатам и петиций, направленных во II Думу показал, что все они содержат требования раздела земли.

« фундаментальная однородность результатов, касающихся документов, которые были составлены различными крестьянскими общинами и группами по всей огромной стране, представляется поразительной. <...>Требования передачи всей земли крестьянам и отмены частной собственности на землю были всеобщими (содержались в 100% рассмотренных документов), и подавляющее большинство хотели, чтобы эта передача была осуществлена Думой (78%) <...> Амнистия политических заключенных упоминалась в 87% случаев».

Последнее упомянутое требование прямо свидетельствует о том, что политзаключенные воспринимались крестьянской массой как защитники ее интересов.

Есть в тексте и более удивительное противоречие - явный симптом двоемыслия. Сначала читаем:

«Не безлошадная голь, но деревенские богатеи, “справные” мужики кулаки и середняки страстно жаждали помещичьей землицы даром» (c. 428).

А через 60 с лишним страниц - прямо противоположное:

«Примечательно, что богатые крестьяне предпочитали отдавать беднякам бывшую помещичью землю, оставляя за собой свою, - в прочность новой власти они не верили и надежным считали только владение землей, приобретенной по купчим от помещика или по царскому манифесту» (c. 492).

Красный и белый террор

«Красный террор представлял собой государственную политику, нацеленную на истребление определенных слоев населения и запугивание остальных. У Белых таких целей не было. Картинки в советских книгах, на которых Белые “вешают рабочих и крестьян”, умалчивают о том, что вешали их как чекистов и комиссаров, а вовсе не как рабочих и крестьян. Если узко определить террор как убийство безоружных и к уголовным делам непричастных людей ради политического эффекта, то Белые террора в этом смысле вообще не практиковали» (c. 638).

Стоит обратить внимание на неопределенность формулировки «к уголовным делам не причастных». Поскольку в книге белые рассматриваются как легитимная власть, а красные (от чекистов до красноармейцев) - как мятежники и уголовные преступники, то, следовательно, казнь белыми пленного красного является законным наказанием преступника, а расправа красных над белыми - чудовищным преступлением.

В качестве иллюстрации к тезису о том, что белые вешали только чекистов и комиссаров и не воспринимали рабочих как своих врагов, приведем слова красновского есаула, коменданта Макеевского района: «Рабочих арестовывать запрещаю, а приказываю расстреливать или вешать»; «Приказываю всех арестованных рабочих повесить на главной улице и не снимать три дня (10 ноября 1918)» (с. 152-153).

«Только за год пребывания у власти на северной территории с населением в 400 тыс. человек через архангельскую тюрьму прошло 38 тыс. арестованных. Из них 8 тыс. было расстреляно и более тысячи умерло от побоев и болезней».

При подсчете количества жертв Гражданской войны графа «Белый террор» попросту опускается (в отличие от террора красного). Авторы объясняют это так: «Число жертв так называемого “Белого террора” примерно в 200 раз меньше, чем красного, и на итог не влияет» (с. 764).

В качестве комментария к этому положению приведем цитату из книги командующего американским интервенционным корпусом на Дальнем Востоке генерала Уильяма С. Грейвса «Американская авантюра в Сибири», глава IV «После перемирия»:

«Солдаты Семенова и Калмыкова под защитой японских войск рыскали по стране как дикие звери, убивая и грабя людей, и эти убийства могли бы быть остановлены в один день, если бы японцы пожелали этого. Если этими жестокими убийствами интересовались, то давался ответ, что убитые люди были большевиками, и этот ответ, очевидно, всех удовлетворял. Условия в Восточной Сибири были ужасны, и человеческая жизнь была там самой дешевой вещью. Там совершались ужасные убийства, но они совершались не большевиками, как думает мир. Я могу сказать, что на каждого человека в Восточной Сибири, убитого большевиками, приходилась сотня убитых антибольшевиками».

Можно возразить, что понятие «антибольшевиков» достаточно расплывчатое. Однако уже одной этой цитаты достаточно для того, чтобы поставить под сомнение тезис о том, что в результате белого террора погибло в 200 раз меньше человек, чем в результате красного.

Мы не утверждаем, что данные Грейвса можно экстраполировать на Россию в целом. В конце концов, он видел только ситуацию на Дальнем Востоке. Но в книге (надо отдать авторам должное) приводится цитата о положении на территории, находившейся под контролем Деникина. Как признавал сочувствующий белым Г.М. Михайловский, на юге «между Белыми и населением были отношения завоевателей и завоеванных» (c. 756).

Нет хуже лжи, чем полуправда. Именно полуправда написана в книге о колчаковском перевороте в Сибири. «Арестованных “директоров” сразу же освободили, и они, получив денежные компенсации, выехали за границу» (c. 610). Директоров действительно освободили и выслали. Однако участь рядовых членов Учредительного cобрания в Омске была куда печальнее: их арестовали и собирались «под шумок ликвидировать», несмотря на гарантии неприкосновенности, данные им чехословацким командующим Гайдой: «Лишь по совершенно случайным причинам в тюрьму прибыл один грузовой автомобиль, а не два: поэтому погибли не все, а лишь первая порция “учредителей”».

В книге утверждается, что большинство преступлений белых не было санкционировано командованием и не осуществлялось целенаправленно и систематически: «Злоупотребления и преступления Белых являлись эксцессами свободы , а отнюдь не рационально избранными методами утверждения их власти». Преступления белых, по определению авторов, носят «истероидный характер» . Примечательно, что на протяжении более чем 1800-страничного текста нет ни одного конкретного примера «эксцесса свободы» со стороны белых, не считая кражи шелкового платка у крестьянки (с. 643). Книга грешит использованием сомнительных данных, особенно при красочных описаниях большевистских зверств. Скажем, утверждается, что генералу Реннекампфу перед расстрелом выкололи глаза (с. 306). Откуда эти сведения?

В «Акте расследования об убийстве большевиками генерала от кавалерии Павла Карловича Ренненкампфа», составленному деникинской «Особой комиссией по расследованию злодеяний большевиков», об этом не упоминается, хотя тело Реннекампфа было эксгумировано и опознано женой. Вряд ли деникинские следователи утаили бы случай большевистского зверства, если бы он действительно произошел. Кроме того, из описания обстоятельств смерти Ренненкампфа в книге можно сделать вывод, что он был казнен за отказ служить в РККА (хотя это и не сказано прямо). Между тем, как мы читаем у Мельгунова в книге «Судьба императора Николая II после отречения»,

«с именем Ренненкампфа связывалось представление о “свирепом усмирителе революционеров” 1905 - 1906 гг. и о “бесславных” действиях в Восточной Пруссии во время войны. Формально Ренненкампфу предъявлялось обвинение в том, что штаб генерала будто бы присвоил незаконно имущество частных лиц и вывез его в Россию».

Сталин - агент охранки. И Ленин знает об этом

«Есть документы, свидетельствующие, что с 1906 по 1912 гг. Коба был платным агентом-осведомителем Охранного отделения. О том же единодушно утверждали и старые большевики, знавшие его в дореволюционное время, в частности Степан Шаумян, “работавший” со Сталиным в Закавказье. После избрания в ЦК партии большевиков на Пражской конференции, по личному требованию Ленина, Сталин порвал с Охраной и полностью ушел в революционную работу» (c. 861).

Итак.
a. Сталин был агентом охранки.
b. Ленин узнал об этом и... заставил его порвать с охранкой!

Эти утверждения даже «опровергнуть» нельзя, т. к. непонятно, откуда может быть взята такая информация. Опубликовав документы, свидетельствующие о связи Сталина с полицией, авторы сделают себе мировое имя. Это, кроме всего прочего, значительно скорректирует наши представления о личности и характере Ленина. До сих пор считалось, что он был беспощаден к предателям, - вспомните судьбу Малиновского.

Да, существуют документы, «свидетельствующие» о связях Сталина с охранкой, но не известно ни одного, чья подлинность не была бы убедительно опровергнута.

Еще раз о научной чистоплотности

Авторы не только обрезают цитаты, дабы изменить их смысл (как в случае с Горьким) - они произвольно меняют их содержание. «Политика по завету главного марксистского историка Покровского опрокидывается в прошлое. Это означает, что память о реальном прошлом должна быть стерта и заменена сказкой на историческую тему». Это ложь - М.Н. Покровский никогда этого не говорил!

Мы не можем точно определить, откуда позаимствована эта цитата, потому что авторы, как обычно, не приводят никаких ссылок. Судя по всему, это вольное переложение фразы из работы Покровского «Общественные науки в СССР за 10 лет»:

«Все эти Чичерины, Кавелины, Ключевские, Чупровы, Петражицкие, все они непосредственно отразили определенную классовую борьбу, происходившую в течение XIX столетия в России, и, как я в одном месте выразился, история, писавшаяся этими господами , ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет».

Покровский пишет, что история, написанная буржуазными историками, является политикой, опрокинутой в прошлое. Это обвинение , а не «завет» .

Впрочем, быть может, авторы ненамеренно оклеветали историка-марксиста, попросту процитировав расхожую фразу и не удосужившись проверить оригинал? Как бы то ни было, грош цена работе, написанной на основе исторических баек и анекдотов.

Заключение

Нынешние представления о большевиках и их роли в Гражданской войне сильно смещены в сторону их негативной оценки, а белых, соответственно, - в сторону позитивной. Авторы двухтомника вполне следуют этой традиции. При помощи полуправды и откровенной лжи читателю книги Зубова навязывается чудовищно искаженная картина реальности. Достаточно сказать, что для фотографий белых военачальников отведено 11 страниц, церковных деятелей эпохи Гражданской войны - 2, а красных командиров - всего 1. Это отвечает склонности человеческого сознания не дифференцировать образ врага - он всегда монолитен.

Второй том, посвященный истории России с 1939 по 2007 годы, несколько выдержаннее первого, хотя и он весьма идеологизирован. Утверждается, например, что экономика, основанная на рабском труде, возникла «на месте исторической России» , т. е. была чем-то принципиально новым для нее.

В современной историографии и публицистике революция превращается в своего рода универсальное татаро-монгольское иго. Плач авторов по дореволюционной России обнажает инфантилизм, свойственный не им лично, но нашему общественному сознанию в целом. Подобная стратегия лучше всего описана словами старого слуги обнищавших дворян из романа Вальтера Скотта.

«Как нам поможет пожар, спрашиваете вы? Да это же превосходный предлог, который спасет честь семьи и поддержит ее на много лет, если только пользоваться им умеючи. “Где семейные портреты?” - спрашивает меня какой-нибудь охотник до чужих дел. “Они погибли во время большого пожара”, - отвечаю я. “Где ваше фамильное серебро?” - выпытывает другой. “Ужасный пожар, - отвечаю я. - Кто же мог думать о серебре, когда опасность угрожала людям”... Пожар ответит за все, что было и чего не было. А ловкая отговорка в некотором роде стоит самих вещей. Вещи ломаются, портятся и ветшают от времени, а хорошая отговорка, если только пользоваться ею осторожно и с умом, может прослужить дворянину целую вечность».

В идеологическом отношении современная Россия стремительно откатывается к состоянию последней четверти XIX века. С возрождением охранительной риторики этого периода вновь обретают популярность реакционные мыслители той эпохи. Это касается идей почвенников, в частности Константина Леонтьева. И выход книги Зубова, где главная характеристика Победоносцева - «видный ученый» , - характерное проявление этого процесса.

Работа Зубова с соавторами - возможно, не самый одиозный опус, посвященный истории 20 века. Но обозначившиеся в современной историографии тенденции, ярко выраженные в этом двухтомнике, заслуживают внимательного рассмотрения.

«Нравственное осмысление» истории - это наша позиция по отношению к ней, и зависит это осмысление не столько от прошлого, сколько от настоящего. Так что анализ подобного «осмысления» может многое сказать о состоянии современного российского общества.

Перевод Е. В. Кравец, Л. П. Медведевой. - М.: Издательство Спасо-Валаамского монастыря, 1994. . Graves William S. America"s Siberian Adventure . - New York: Peter Smith Publishers, 1941. С.108.

Для знакомства с фактами белого террора мы можем порекомендовать, например, воспоминания жившего в Новороссийске Виллиама Г.Я. «Побежденные» : «Прогнали красных, - и сколько же их тогда положили, страсть господня! - и стали свои порядки наводить. Освобождение началось. Сначала матросов постращали. Те сдуру и остались: наше дело, говорят, на воде, мы и с кадетами жить станем... Ну, все как следует, по-хорошему: выгнали их за мол, заставили канаву для себя выкопать, а потом подведут к краю и из револьверов поодиночке. А потом сейчас в канаву. Так, верите ли, как раки они в этой канаве шевелились, пока не засыпали. Да и потом на том месте вся земля шевелилась: потому не добивали, чтобы другим неповадно было. <...> Застукали его [зеленого] на слове “товарищ”. Это он, милашка, мне говорит, когда пришли к нему с обыском. Товарищ, говорит, вам что тут надо? Добились, что он - организатор ихних шаек. Самый опасный тип. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его слегка пожарить на вольном духу, как выражался когда-то мой повар. Сначала молчал: только скулы ворочаются; ну, потом, само собой, сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале... Удивительный аппарат этот самый мангал! Распорядились с ним после этого по историческому образцу, по системе английских кавалеров. Посреди станицы врыли столб; привязали его повыше; обвили вокруг черепа веревку, сквозь веревку просунули кол и - кругообразное вращение! Долго пришлось крутить, Сначала он не понимал, что с ним делают; но скоро догадался и вырваться пробовал. Не тут-то было. А толпа, - я приказал всю станицу согнать, для назидания, - смотрит и не понимает, то же самое. Однако и эти раскусили и было - выбега, их в нагайки, остановили. Под конец солдаты отказались крутить; господа офицеры взялись. И вдруг слышим: кряк! - черепная коробка хрястнула - и кончено; сразу вся веревка покраснела, и повис он, как тряпка. Зрелище поучительное». . Это не так. Желающих ознакомиться с этим вопросом подробнее, отсылаем к описанию петровских реформ в «Курсе русской истории» Ключевского или к книге Покровского М.Н. Очерки истории русской культуры. Экономический строй: от первобытного хозяйства до промышленного капитализма. Государственный строй: обзор развития права и учреждений. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010.

Недемократические режимы зависят от интеллектуального импорта.

Поразительно, но авторитарные и сверхцентрализованные режимы, позиционирующие себя в качестве гарантов стабильности и консолидации в борьбе с внешним врагом, на практике чаще всего демонстрируют удивительную для сторонних наблюдателей хрупкость. Опыт последних столетий показывает, что именно такие политические структуры имеют тенденцию рушиться без каких-либо видимых причин.

Демократия — это единственный работающий механизм долгосрочного планирования. Поэтому недемократические организации искусственно создают внутри себя оазисы демократии — мозговые центры, необходимые для принятия решений. Достаточно вспомнить, какую огромную роль в англосаксонских университетах играют дискуссионные клубы. Студенты должны разбиться на две равные команды и защищать противоположные точки зрения. Главное здесь — создать относительный баланс сил, обеспечивающий рассмотрение всех ключевых аргументов в ходе дебатов. В результате студенты обладают не только устойчивостью к промывке мозгов, но и способностью заражать других: подавляющее большинство властителей умов последнего столетия вышло именно из демократически организованных университетов.

Не следует думать, что властители умов прошлого чем-то отличались в этом отношении. Самые древние и культурные корпорации планеты всегда отдавали должное демократическим принципам. Показательна традиционная процедура канонизации, принятая у католиков с XVI по XX век. Для того чтобы определить, следует ли причислить покойника к лику святых, церковные власти назначали двух адвокатов: «адвоката Бога» и «адвоката дьявола», так чтобы первый подбирал аргументы в пользу канонизации, а второй — против нее.

Почему демократические институты, основанные на принципе состязательности, так важны для policy-making? Потому что они представляют собой мозг любой организации. Так, в православной церкви состязательность процесса канонизации исторически отсутствовала, а это значит, что решение о причислении к лику святых спускается вниз в готовом виде. Но откуда оно спускается? Выходит, что решение зависит от каприза одного-единственного человека.

Беспомощность недемократических режимов ярче всего проявляется в их зависимости от интеллектуального импорта. Они не способны ни производить собственные парадигмы, ни критически рассматривать чужие (для этого им нужны демократические оазисы), а могут лишь механически заражаться популярными теориями в более «мягкотелых» странах. Именно этим объясняется неолиберальный поворот в позднесоветской и российской истории.

Британский историк-марксист Хобсбаум сокрушался, что СССР распался именно в тот момент, когда в западной экономической науке доминировали последователи австрийской школы. Именно это, по его мнению, и определило печальные результаты реформ. Показательно, что историк возлагал ответственность исключительно на текущую интеллектуальную моду, а не на руководителей, ей последовавших.

Планы будущих радикальных реформ начала 90-х годов еще с первой половины 80-х прошлого столетия разрабатывались под патронажем КГБ. Парадоксальная на первый взгляд ситуация, когда неолиберальные преобразования планируются органами государственной безопасности, объясняется довольно просто. СССР был структурой, лишенной «демократического мозга», неспособной даже сделать квалифицированный выбор иностранного теоретического продукта. За неимением собственной квалифицированной экспертизы, его правители при первых же признаках неудач полностью доверились одной из западных школ и стали воплощать ее положения в жизнь с той же беспощадностью, с какой раньше — своеобразно понятые марксистские постулаты.

Нынешняя «государственническая» риторика наших властей не может замаскировать их принципиального недоверия и к классической веберианской бюрократии, и к публичной политике. Они всерьез стремятся организовать всю конструктивную деятельность государства по лекалам корпоративного сектора: отсюда — эксперименты вроде АСИ, госкорпораций, массового внедрения KPI в госуправление и т.д. Новый символ веры, которого, судя по всему, придерживается руководство страны, постулирует неискоренимую порочность традиционных политических институтов, которые по возможности следует заменить институтами корпоративными. Эта религиозная вера, распространившаяся во властных кабинетах и игнорирующая весь эмпирический опыт, накопленный западной цивилизацией, не сулит нашей стране ничего хорошего.

Ксенофобия не появляется случайно. Ненависть к людям другого вероисповедания, иного цвета кожи, с отличающимися традициями – вполне закономерное явление в обществе, которое позволяет трансформировать взгляд на историю в государственных и политических целях. Так считают многие ученые-историки, к похожему выводу пришел и ребенок – автор предлагаемой ниже статьи. Ее можно использовать как материал для дискуссий о том, чем патриотизм отличается от ксенофобии.

Камиль Галеев,
учащийся ГОУ «Школа-интернат “Интеллектуал”»

Ксенофобия или патриотизм?

Я рассмотрел ряд учебников, рекомендованных для школ. Во всех них можно выделить ключевые исторические периоды и исторические события, о которых авторы рассказывают заведомо более предвзято, чем обо всем остальном. Может показаться странным, что в моей рецензии в один ряд поставлены и такие продолжительные периоды, как Русь до нашествия, и краткие события вроде Куликовской битвы. Это сделано потому, что именно вокруг этих периодов и событий наверчено смешение идеологических постулатов марксистских, державнических, а кое-где и клерикалистских. В сущности, эти историки в полном соответствии с явлением, описанным в «Заметках о национализме» Джорджа Оруэлла, «пишут не о том, что происходило, но о том, что должно было бы произойти согласно различным партийным доктринам». Цель моей работы – выявить догмы, навязываемые учебниками.

Славяне. Русь до нашествия

Вся демагогия на тему того, что варяги были южнобалтскими славянами, является показателем того, что А.Н. Сахаров не хочет признать в «Истории России с древнейших времен до конца XVI века», что славяне были подчинены скандинавами. Явно германское происхождение имен Аскольд, Дир, Олег (Хельг) ничего ему не говорит.
У всех авторов государство восточных славян названо Древней или Киевской Русью. Мне кажется, это дает не совсем правильное представление о нем – жители этого государства не могли называть его Русью Киевской, а тем более Древней. Аскольд принял титул кагана, может, и следует называть киевское государство киевским каганатом? Учитывая то, что Аскольд принял тюркский титул, а не титул конунга или короля (хотя королевства в Скандинавии уже существовали), можно сказать, что влияние Скандинавии было здесь не столь велико, как влияние тюрков в лице хазар. Это позволяет взглянуть на историю скандинавских колоний, населенных славянами, совершенно иначе. А славянские земли были именно колониями викингов, пусть и независимыми от метрополий. К тому же, что обычно не упоминается в школьной программе, никакой «прогрессивной» роли викинги (в отношении славян) не выполняли. Аграрная экономика народов на пространстве к северу от Альп в Западной Европе и от Хазарии и Грузии в Восточной в раннем Средневековье была настолько слаборазвитой, что они вообще не нуждались в торговле – никакие экономические связи не связывали Киев, предположим, и Новгород. Они существовали практически автономно. Русские города (как, впрочем, и франкские, и те китайские, что к северу от Великой Китайской стены) были просто крепостями – пунктами сбора дани, и экономической функции они практически не несли.
Государство русичей было типичным раннефеодальным разбойно-торговым государством, вроде государства джурдженей или Хазарии на ранних этапах развития, и непризнание этого авторами в высшей степени странно. Какое-нибудь тюркское или финно-угорское государство с такой же структурой непременно было бы названо таким. Обыкновенный разбойник крупного масштаба Святослав предстает благородным паладином. Никаких иных целей, даже завоевательных, походы Святослава не носили. Волжская Булгария и земли хазар присоединены не были – перенос столицы в Переяславец имел целью своей не выполнение экономических или геополитических задач, а лишь устроительство роскошной резиденции самого князя. Его можно сравнить с Тимуром, но походы последнего оказали несопоставимо большее влияние (также негативное) на развитие мировой цивилизации.
Сахаров и Буганов считают, что Русь в X веке была европейской страной, и поход Мономаха на кипчаков был «левым флангом общеевропейского наступления на Восток» (!). Кипчаки, уходя из степей, нанялись на службу к Давиду Строителю и разбили сельджуков, которые не смогли продолжать активное сопротивление крестоносцам. Но, чтобы это предвидеть, Мономах должен был обладать даром ясновидения. Как ни парадоксально, но в начале крестовых походов кипчаки выступали как противники мусульман.

Нашествие Бату-хана. Монголо-татарское иго

Походы Бату-хана описываются как разорительные, уничтожившие большую часть населения Руси. При этом опускаются две важнейшие подробности:
1) В городах жило менее 0,5% населения Руси. Даже если бы Бату-хан перерезал всех жителей городов, то это, как бы цинично это ни звучало, не было бы большими человеческими потерями.
2) Никакой особой жестокости по отношению к взятым городам не проявлялось. Во многих русских городах сохранились каменные церкви (на самом деле это были единственные каменные здания в это время). Если бы монголы действительно сжигали взятые города, то церкви бы не выдержали жара. Жестокость монголов повсеместно преувеличивается – часто путают снос укреплений города и его уничтожение. Укрепления действительно везде уничтожались, а сжигать город, как правило, не имело смысла. Другое дело, что щадились только города, сдававшиеся сразу или во время непродолжительной осады. Во время хорезмийской кампании Чингисхан приговорил к смерти собственного зятя за разграбление города, сдавшегося Джебе и Субедею. Потом приговор был заменен смягченным вариантом казни – когда тараны пробили брешь в стене Самарканда, его пустили в авангарде первой штурмовой колонны. Хотя город мог сдаться лишь до начала штурма – после того, как была выпущена первая стрела, он был обречен. По сохранившимся фрагментам Ясы видно, что ненужное милосердие каралось смертью, как и излишняя жестокость.
Не стоит идеализировать Чингисхана – по стандартам нашего времени это очень жестокий полководец. Но давайте сравним его действия с более близкими ему по времени событиями. Так, Святослав не оставил от Хазарии камня на камне, китайские и киргизские войска полностью сжигали уйгурские города Синьцзяна в XI веке. Не лучше и европейские армии Средневековья (например, действия крестоносцев в Палестине и по отношению к балтским народам, а также события Столетней войны). На их фоне чингизиды, дававшие возможность сдаться, выглядят гуманнейшими полководцами.
Снова и снова повторяется старая идея, высказанная еще Пушкиным, что монголы побоялись оставить в тылу Русь, а потому завещание Чингисхана по захвату мира осталось невыполненным. То есть Русь защитила Европу – и потому безнадежно отстала.
Но:
Во-первых, как справедливо заметил в «Русских землях (XII–XIV вв.)» И.Н. Данилевский, эта гипотеза лишена смысла. На Руси жило около 5 млн. человек, а за спиной монголов после завоевания Руси и империи Сун осталось почти 300 млн. покоренных – их почему-то не побоялись оставить за спиной, хотя часто они жили в значительно более труднодоступных районах, чем русские леса – например, в горах Си-Ся и Сычуани.
Во-вторых, совершенно упускается из виду, что империя Чингисхана, безусловно, была прогрессивнейшим государством того времени. Лишь в улусах его потомков существовали такие новшества как, например, запрет пыток (при следствии, разумеется, а не во время казни), который возник в Европе лишь в XVIII веке (в Пруссии по указу Фридриха Великого, который, кстати, тоже осуждается отечественными историками как милитарист и враг России). В империи Чингисхана и его потомков были самые низкие с того времени и по сей день налоги – десятина. Это был вообще единственный сбор, за исключением пошлины в 5% от стоимости товаров при пересечении границы. Любителям рассуждать о тяжести монгольского ига, видимо, непонятно, что подоходный налог в современной России составляет 13% (являясь при этом очень низким для подоходного налога). Существует огромное количество других сборов и налогов, в том числе косвенных. В государствах того времени налоги также были значительно выше. В Хорезме, разрушенном Чингисханом, один только харадж составлял 1/3 урожая, а в Западной Европе только лишь церковный налог составлял 10%. Совершенно не замечается, что отставание от Западной Европы (бывшей, кстати, сравнительно отсталым регионом) началось в XI веке. Прекратилась даже чеканка монет. Видимо, это произошло после битвы при Манцикерте в 1071 году, когда византийцы потеряли почти всю Малую Азию, и самые богатые провинции были опустошены сельджуками. Уже не было серьезного спроса на мед, рабов, мех, воск – и княжеская казна опустела. Это, правда, лишь одна из версий. Кстати, за 250 лет «ига» население Руси более чем удвоилось – с 5 млн. при нашествии до 10–12 млн. к царствованию Ивана III.

Стандарты у нас как были, так и остаются крайне милитаризированными. Вся история – сплошные сражения. Ничего, кроме сражений, нас никогда не занимало, создается впечатление, что люди только для того и жили, чтобы убивать друг друга. Мы даже не задумываемся, какую систему ценностей закладываем в ребенка. Я понимаю, что у нас всегда была история государства, что государство всегда должно было оправдывать свое существование, легитимизировать его. Сейчас ситуация изменилась, но мы продолжаем ту же самую линию, на мой взгляд, не самую лучшую. Виктор Шнирельман, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, доктор исторических наук, из статьи «Мнение: российские учебники учат ксенофобии» 1

Авторы учебников стремятся изобразить монголов (под ними будем подразумевать и тюркские народы Забайкалья и Синьцзяна) варварами, отстающими от Руси на четыре столетия. Это совершенно не соответствует истине. К XII веку у монголов уже шесть раз возникали гигантские империи. Оба тюркских и Уйгурский каганаты были государствами с развитой городской культурой, причем в Уйгурском каганате города выполняли (в отличие от Руси, где города прежде всего крепости – пункты политического контроля и сбора дани) в первую очередь экономические функции.
Действительно, к XI веку у монголов не было единого государства. Но это связано не с запаздыванием, а с особенностями хозяйства – подчинить кочевников, которые в любой момент могут откочевать от непопулярного хана, гораздо труднее, чем оседлое население. Тем не менее из-за слабой осведомленности основной части населения по данному вопросу попытка выставить монголов как варваров позднего неолита, как правило, проходит.
В данном случае в учебниках впервые проскальзывает тезис о том, что Русь была прогрессивнее кого бы то ни было. Тезис обиженности славян возникает не впервые (ранее говорилось о немецком натиске на Восток). Говорится, что Русь была отброшена назад, что в нее занесли «азиатскую жестокость» (И.Н. Ионов «Российская цивилизация») (!). Европа в тот момент, полыхавшая огнем инквизиции и гораздо активнее использовавшая пытки, была значительно более «азиатской» цивилизацией, чем Русь. Забывается, что в смысле наказаний Русь, а затем и Московия вплоть до Петра I была значительно мягче Европы. Так, Алексей Михайлович, подавляя восстание Разина, уничтожил около 100 тыс. человек, что для России совершенно беспрецедентно. Кромвель же, подавляя ирландское восстание, уничтожил почти 1 млн. человек, что для Западной Европы было, в общем-то, нормально. Это очень характерное представление – если сегодняшняя европейская цивилизация, безусловно, самая передовая, то она была передовой всегда.
Кроме того, постоянно подчеркивается, что героические защитники Руси сражались с бесчисленными полчищами (65–400 тыс.). Это ложь, а не ошибка. Авторы учебников (если они вообще берутся их писать) должны бы знать, что Русь атаковали три тумена, а в тумене 10 тыс. бойцов.

Ледовое побоище

Пожалуй, один из главных акцентов (особенно у Беляева в книге «Дни военной славы России») делается на том, что Александра Невского поддерживала «чернь», а изменники бояре выступили против него, изгнали в Переяславль-Залесский. Отмечается, что шестеро псковичей-изменников были боярами, что «Александр мог быть уверен, что после ряда предыдущих неудач городские низы не допустят бояр сорвать военную подготовку Новгорода». Похоже на какие-то вредительские козни сталинской эпохи. При этом Александр Невский получил поддержку боярского совета «золотых поясов», а бежать в Переяславль он вынужден был после того, как против него выступило большинство на народном вече. То есть Александр Невский никак не был народным ставленником. Это старая добрая советская традиция – любой исторический деятель, считающийся положительным, непременно поддержан «предпролетариатом», ну, уж во всяком случае, беднейшими слоями населения.
Всячески подчеркивается бесконечный патриотизм масс. Вообще, предполагается, что русские осознавали себя в ту эпоху нацией, говорится о наличии «русского дела»! Это является огромнейшим недостатком множества трудов о Ледовом побоище и особенно о Куликовской битве – нежелание понять, что в Средневековье понятия нации, национальных интересов, национального освобождения (кроме, разумеется, Китая и некоторых стран Индокитая) не было, и Твердило Иванович, перешедший на сторону ливонцев, может восприниматься как предатель князя (Псков тогда был частью Новгородского княжества), как предатель Новгорода и веча, как предатель православной церкви, но не как изменник нации – это бездумный перенос понятий, возникших в России не ранее конца XVI века, на Средневековье. И шестерых псковских бояр Александр повесил скорее за личную измену себе, а не России.
Народы в средневековой Европе воспринимались фактически как имущество монархов. Их можно было завещать (по завещанию Карла V Фландрия, Голландия, Ломбардия перешли к Испании), дать в приданое – как Карл Смелый сделал Фландрию и Нидерланды приданым своей дочери, частью Австрии, и вообще – поступать с землями и народами как с недвижимым имуществом при заключении династических браков. Нередко один монарх правил несколькими странами (в правление Карла V Австрия и Испания были одним государством, а после разделились на владения его сына и брата), можно привести пример Вацлава II – короля Польши, Чехии и Венгрии. При постоянном переделе территорий, если немецкий рыцарь из чешской Силезии, например, воевал против Бранденбурга, это ни в коем случае не считалось предательством – преданность сюзерену была выше преданности нации.

Куликовская битва

Как уже отмечалось выше, в трактовке этого исторического события видно абсолютное непонимание того, что в 1380 году понятия интересов нации в принципе быть еще не могло. Вряд ли центром объединения русских земель могла считать себя тогда Москва, так как к 1380 году более чем половиной территории русских княжеств владело Великое княжество Литовское и Русское, во время «великой замятни» в Орде 1357–1380 годов захватившее огромные территории бывших вассалов хана. Тот факт, что Ягайло выступил в поддержку Мамая, а два его брата, бывшие, кстати, вассалами Ягайло, – за Дмитрия, ясно показывает, что эта битва вовсе не была «битвой народов». Скорее это была кульминация двадцатилетней войны внутри Улуса Джучи, в которую вмешались русские и литовские князья. Уже после окончания этой войны в 1399 году литовцы поддержали свергнутого уже Тохтамыша и были разбиты Идегеем в августе на реке Ворскле.
Это были войны внутри одной ойкумены Восточной Европы. Да и поход Мамая нельзя считать карательным походом. К 1380 году Мамай владел уже только правобережной Ордой. Фактически перед сражением под его контролем находилась лишь большая часть степи по правому берегу Волги, Крым и Кавказ. Если обращаться к булгарским источникам, то станет ясно, что Мамай терял власть. Судя по всему, этот поход был последней попыткой выплатить жалованье войскам и найти новый источник доходов и войск в борьбе с побеждающим Тохтамышем. Численность войск Мамая не могла доходить до 60–300 тыс. человек по определению – на подконтрольной Мамаю территории не было стольких взрослых мужчин: большинство крупных городов и единственный земледельческий район – Булгария – были под контролем Тохтамыша. Известна численность булгарских войск из «Казан Тарихы» Мохаммедьяра Бу-Юргана – пять тысяч человек и два орудия. Единственный густонаселенный район Улуса Джучи после двадцатилетней гражданской войны смог выставить лишь пять тысяч воинов. Кстати, это немало – Генрих V несколько позже высадился во Франции с огромной армией из 5 тыс. человек, из которых менее тысячи были рыцарями.
Никакого сознательного освобождения Руси в тот период не наблюдалось. Дмитрий Донской сумел набрать значительное войско лишь благодаря поддержке других князей. Когда через два года Дмитрий отказался платить дань Тохтамышу и участвовать в его походах, тот сжег Москву. Сам Дмитрий бежал, не получив поддержки. При этом войска Тохтамыша были очень малочисленны. У Тохтамыша даже не хватило войск, чтобы взять Москву (совсем небольшой тогда город) – разорив часть Москвы, он поджигает ее. Далее, в 1403 году Идегей, ставший после поражения Тохтамыша в войне с Тимуром правителем Улуса Джучи, в ответ на сожжение ушкуйниками Булгара начал карательный поход – «Едигееву рать». Он собрал очень значительные силы, тем не менее ему было оказано сопротивление. Идегей осадил Москву, но снял осаду из-за восстания против него в степи.
Здесь можно отметить интересный факт: два раза русские князья оказывали сопротивление серьезным силам правителей Улуса Джучи – не ханам. Причем во втором случае эта сила была настолько серьезной, что каменный московский Кремль чуть не был взят. Однако же не было оказано сопротивление небольшому отряду хана Тохтамыша.
Дмитрий в этом случае ушел из Москвы, и отсюда можно сделать вывод: он и его вассалы считали хана чингизида своим легитимным правителем. Это вовсе не представляется странным, если учесть, что в тексте «Задонщины» подчеркивается различие между Мамаем, который «князь» и которому Дмитрий не повинуется, и Тохтамышем, который «царь» – легитимный сюзерен Дмитрия. А упоминание о Руси как об «орде Залесской» дает достаточно полное представление о сознании летописца конца XIV века. Русь – часть Орды, и Мамай «беззаконен» лишь потому, что он узурпатор, а не хан. А с конца XV века в связи с разрывом Ивана III с Большой Ордой возникает новое представление – о том, что династия Чингисхана не легитимна сама по себе, а является лишь временным наказанием, ниспосланным Богом на Русь.
С похожей точкой зрения можно ознакомиться по прочтении статьи А.А. Горского «О титуле “царь” в средневековой Руси (до середины XVI в.)» (http://lants.tellur.ru).

Проблема противодействия милитаризации сознания школьников является одной из важнейших для школьного курса истории, особенно отечественной. Эта милитаризация предстает в чрезвычайно разных обличиях. Это и формирование «образа врага», причем «врагами» оказываются чаще всего народы-соседи, поддержание добрых отношений с которыми особенно важно в современном обществе. Это и восхваление «своих» воителей, вне зависимости от целей и задач их походов. Это и выдвижение именно полководцев на первый план в качестве положительных героев и примеров для подражания. Это и настойчивое подчеркивание воинственности в качестве важнейшей положительной черты народа или исторического персонажа. Это и преувеличение российских военных успехов, и некритический рассказ о российских завоеваниях исключительно с точки зрения их пользы для государства и без учета их «цены» как для русского народа, так и для присоединенных к России народов. Данная проблема тесно связана с другой – проблемой межнациональных отношений в России и отношений России с ее ближайшими соседями. Противодействовать милитаризации сознания детей необходимо с самого начала изучения отечественной истории. Игорь ДАНИЛЕВСКИЙ, доктор исторических наук, заместитель директора Института всеобщей истории РАН

Феодальная война на Руси

Авторы учебников пытаются замаскировать полную бесталанность Василия II, объяснив его поражение от казанцев предательством Шемяки. Но отряд Улуг-Мухаммеда (казанское войско) в 1445 году дошел до Владимира – у стен Суздаля хан разбил войска Москвы, и сам князь Василий II и князь Верейский попали в плен. Улуг-Мухаммед отвез их в свою ставку в Нижний Новгород, где был подписан мирный договор. Он был безумно унизительным для русских – таким, что подчинение Московии Казанскому ханству стало даже большим, чем былое подчинение ханам Улуса Джучи. Мятеж Дмитрия Шемяки можно трактовать и как взрыв возмущения подобным договором. И для этого были основания.
Но самое главное даже не в этом. Основной аргумент автора – что централизация в лице Василия II однозначно лучше децентрализации в лице Юрия Дмитриевича. Это византийское представление воспринимается как аксиома. Единственный довод автора в том, что централизация была в интересах церкви. Действительно, православной церкви по самой ее структуре была желательна централизация страны, но мне кажется, автор путает интересы страны с интересами жреческой касты.
Очень спорно, что предпочтительнее – постоянные княжеские склоки децентрализованной средневековой страны, как в Священной Римской империи, или безобразный, пожирающий все ресурсы страны бюрократический аппарат централизованной – как в Московии или в Византии.

Присоединение Казани, Астрахани и Сибири

Смута

Отрицательно описывается Василий Шуйский и его правление – оговаривается, что он хотел ограничить свою власть, так как был представителем удельной традиции. В византийской традиции всякое стремление к децентрализации преступно, а значит, и порожденное им ограничение власти – порочно. Забывается, что в любой стране Западной Европы либерализм и демократия (кроме, пожалуй, Швеции и Франции) возникли как побочный продукт борьбы элит децентрализованного государства за власть.
В целом конец Смуты был неудачным для Московии. Два раза (при Василии Шуйском и на Земском соборе) был упущен шанс превращения Московии в страну с ограниченным самодержавием, постепенно переходящую к конституциональным институтам. Разумеется, можно возразить, что в клятве при восшествии на престол Василия Шуйского говорилось лишь о правах высшей боярской аристократии. Но и в Великой Хартии вольностей, проложившей путь английскому либерализму, ни о чьих правах, кроме прав высшего рыцарства (не ниже барона) не говорилось. В краткосрочной перспективе Великая хартия (как и декларация Шуйского) – в высшей степени регрессивный документ, но в долгосрочной – открывает путь к конституционной монархии.

Азовские походы. Северная война

Чрезвычайно характерно то, что никаких вразумительных объяснений Азовскому походу не дается. Россия не могла получить выход к Средиземному морю. Чтобы выход к Черному морю дал хоть какие-нибудь выгоды, необходимо было взятие Стамбула. Петр был не настолько глуп, чтобы полагать, что Турция так слаба, что он мог разгромить ее. Азовские походы были средством удовлетворения личных амбиций царя, а не средством выполнения каких-то геополитических задач.
Чрезвычайно высоко оцениваются заслуги Петра в реформе русской армии. Забывается совершенно, что по росписи 1681 года в полках иноземного строя присутствовало 90 035 человек, а в полках старого типа – 52 614. В сущности, эти полки мало чем отличались от петровского войска. Поклонники петровских реформ, как правило, не знают, что именно Петр ввел в армииинквизицию по образцу европейских армий.
Опять же умалчивается, что по сравнению с условиями труда на фабриках Петра условия труда на английских фабриках, описанных Диккенсом, – просто сказка. Достаточно сказать, что рабочие и солдаты, ушедшие с Екатеринбургского завода, в основном ушли к башкирам, хотя понимали, что те продадут их в рабство в Турцию. Рабочие в России шли на смертельный риск, чтобы сделаться рабами в Турции. Петр сделал и так тяжелые условия жизни крестьян просто невыносимыми, введя совершенно безобразный налог – подушную подать, увеличил налоги в три раза. Откровенно говоря, Петр I был тираном, уничтожившим 14 процентов собственного населения.

Восстание Пугачева

Всеми авторами признается, что восстание Пугачева носило освободительный характер. Это, я думаю, советское наследие русской историографии. В то же время не говорится о Суворове как о палаче пугачевского и польского восстаний. Почему же в советской и современной историографии ему не дается никаких оценок, коими изобилуют жизнеописания полководцев, сражавшихся против России? Да потому что советская идеология представляет собой забавное смешение марксизма и обычного этноцентризма – раз Суворов сражался за Россию, его нельзя называть тем, кем он является, а именно узколобым монархистом, кровавым палачом, жандармом на службе деспотии. Но самое главное его преступление вообще не упоминается в учебниках – это геноцид ногайцев. Суворов писал Екатерине II: «Все ногайцы переколоты и скинуты в Сунжу». Ногайские степи опустели – часть ногайцев успела уйти в Турцию и на Кавказ, но самый крупный народ кыпчакской группы был практически уничтожен.
Если не признать это деяние Екатерины II и Суворова таким же преступным, как истребление евреев и цыган нацистами, то получается, что евреи и цыгане чем-то принципиально лучше ногайцев. Можно, конечно, возражать, что подобные акции были распространены. Но на самом деле преступлений такого масштаба в мировой истории не так много. Это истребление пруссов тевтонцами (правда, далеко не в таких масштабах – большая часть пруссов была ассимилирована немцами), истребление ойратов и джунгар маньчжуро-китайским императором в 1756–1757 годах (более 2 млн. убитых), истребление закубанцев и народов причерноморского Кавказа русскими войсками в XIX веке и геноцид индейцев Центральной и Южной Америки испанцами и португальцами.

Заключение

В каждом из рассмотренных учебников можно выделить общие группы тезисов – идеи, которые авторы пытаются навязать читателю. Интересно, что тезисы одной группы часто противоречат друг другу:
1. Мы всех побеждали. Мы героическая нация.
И противоречащий тезис: Нас все обижали. Мы окружены врагами. У нас невыгодное расположение.
Второй тезис направлен на то, чтобы объяснить неудачи и отставание России вторжениями и невыгодным географическим положением. Это попытка выгородить элементарные захватнические намерения, объясняя их активной обороной или стремлением исправить невыгодное географическое местоположение.
2. Мы самые прогрессивные или, уж во всяком случае, прогрессивнее соседей.
И противоречащий тезис: А даже если и не прогрессивнее, то наша духовность и мораль выше.
3. Религия есть цементирующий раствор для государственности, она выполняет утилитарные функции сплочения народа.
И противоречащий тезис: Религия важна сама по себе, как путь к Богу, как стержень самобытной русской культуры.
4. Мы – Европа от начала времен и ведем вечный крестовый поход против дикой азиатчины. Все наши беды от ига.
И противоречащий тезис: Мы на распутье между Европой и Азией. Мы не делаем шагов в сторону Азии из-за ее отсталости и не становимся Европой из-за ее бездуховности.
Следующие два тезиса непротиворечивы:
5. Русские – храбрый и мужественный народ.
Все поражения происходят не от бездарности командующих, технической отсталости, непопулярности войны в народе и т.д., а от чьего-то личного предательства (исключение – Крымская война).
Характерно для ленинско-марксистской идеологии.
6. Централизация совершенно необходима. Без железной руки царя-вождя невозможно ничего достичь.
Это основные тезисы, высказываемые авторами учебников. Можно возразить, что цель школьного курса истории в воспитании патриотов: дескать, во имя высокой цели можно и приврать.
Только надо четко осознавать тот факт, что в этом случае насаждается дремучее сознание, мифологизированное и абсолютно неспособное мыслить критически, нагнетается психологическая атмосфера осажденной крепости. Сознание современных россиян является в целом заложником тоталитарно-марксистской и державно-православной идеологий, а мифологизированная история, за последние 100 лет кардинально не пересмотренная, – инструмент этого насаждения.